Бежать, пока ноги еще крепки, а сердце, надсаженное быстрым движением, еще не выпрыгнуло из груди. Бежать, неизвестно куда, но как можно дальше от несчастливого будущего. Чужая земля никогда не сможет стать родной, как бы ни пытались убедить в том здешние наставники. Ей говорили, что она красива, но Неждана и без чужих слов это знала. Ей говорили, что она умна, что касалось Дмитрова и прошлой жизни, то княжна была и в том уверенна, но в новой бытности постоянными спутниками были непонимание и недовольство, что приходилось тщательно прятать за маской отчужденности и холодного безразличия. Словам чужаков верить нельзя – это девица знала всегда, но только почему так хотелось цепляться за обещания турков, суливших светлое будущее. Потерявшему опору нужна цель в жизни, вот и Февронья решила сделать все, дабы добиться почета и уважения в будущем. Дома-то это и не требовалось, все знали дочь Добромира, и восхищались на все лады ее мудростью да статью. Дама… На родной земле все было проще, только возврата уже не будет. Некуда…
***
Сентябрь в том году был теплым и славным: самая лучшая пора для свадеб. Еще сегодня утром Неждана сидела в темном уголке, накрытая красным скорбным покрывалом, принадлежащем еще прапрабабке по линии матери. Еще сегодня повторяла слова древней песни, оставленной в наследство предыдущими поколениями.
Отворились воротечки на пяту, на пяту
Василько-то едет с милостью, с милостью
Тысяцкой едет с поездом, с поездом
Василько едет с молодой, с молодой
С молодой Февроньей Осиповной, Осиповной
Живи, живи батюшка век без меня, век без меня
Без молодой Февроньи Осиповны, Осиповны
Без молодой Февроньи Осиповны, Осиповны... (*)
Только вот не знала, что придется бежать по лесу, скрываясь от пожарища в густой и негостеприимной чаще. Свадебный сарафан из тонкого полотна совершенно не защищает от промозглого ветра и дождя, подол путается и цепляется за ветви, замедляя бег, сердце буквально выпрыгивает из груди, надсаженное быстрым бегом. Только вот все усилия оказываются напрасны: бесполезно девке тягаться с дюжими воинами в ловкости и выносливости. Жадные грубые руки кажутся непереносимыми, и кто бы знал, что могло произойти, если бы пытку не прервал властный голос московского князя, которого с некоторых пор люто ненавидела Неждана.
***
С каждой минутой ночь окутывает совершенно незнакомый город. И только сейчас все отчетливее подает голос страх. Верно ли она поступила, поддаваясь глупому порыву? Но славянка встряхивает  белокурыми локонами, пытаясь прогнать червячка неуверенности, подтачивающего решимость. Ничего страшного, что идти некуда. Уж лучше сделаться скиталицей, чем стать собственностью того старикашки, алчно поглядывающего на молоденькую рабыню. Кажется, ее не планировали отдавать тому паше, но познаний в языке хватило, чтобы понять: кругленькая сумма сделала торговца гораздо сговорчивее. Ни к чему ждать, пока ее запрут в гареме владельца, гораздо лучше воспользоваться последним шансом.
И все-таки силы не бесконечны, а в благословенной тишине улиц отчетливо слышны тяжелые шаги. Наверняка патруль, не стоит попадаться чужим на глаза. Первый порыв княжна силой воли в себе подавляет. Ни один темный закоулок не гарантирует безопасности. Нужно проявить смекалку. Но шаги приближаются, и решение нужно принимать как можно быстрее. Инстинктивно пятясь в темноту, девушка натыкается спиной на шершавую стену. И вторая мысль кажется уже спасительной. Нужно лишь вспомнить детство и веселые игры с братьями. Помнится, мать была недовольна, когда дорогое дитятко порвала праздничный сарафан, свалившись с раскидистой дикой яблони. Ткань конечно было жаль, но плоды оказались вкусными, а пироги с ними справными. Дома турков устроены так, что перебраться на стену труда не составило, хватило лишь нескольких минут. Патруль приближался, и девушка замерла, надеясь на спасительную темноту и грубый серый плащ, скрывавший ее простое платье цвета вызревшего льна, какие обыкновенно носили все рабыни, обучавшиеся у Тахир-аги. Воины удаляются, но сердце княжны не желает униматься. Противная слабость сковывает все тело, от былого возбуждения нет и следа. Сейчас славянка скорее походит на нежную девочку, на долю которой выпало слишком много приключений, и далеко не все из них были приятны. Но времени на слезы нет. Пара мгновений, и Неждана заставляет себя двинуться дальше. Светло-русые волосы скрыты под капюшоном, полы плаща и платье приходится немного приподнять, чтобы ноги не путались в ткани. Хвала Богам, что совсем недалеко от стены есть крыша какого-то здания, можно попробовать перебраться туда. Вопреки ожиданиям, звук прыжка оказывается слишком гулким в ночной тишине, или самой беглянке сейчас так кажется. Только бы дружинники не вернулись, - проносится в голове. Но поток мыслей сменяется самой настоящей паникой, поскольку настил под ногами оказывается непрочным, и девушка безуспешно пытается удержать равновесие. Падение на землю-матушку сложно назвать гостеприимным, но милостивые боги подарили страдалице подстилку. Не сказать, что мягкую, но все же лучшую, чем вымощенный камнем двор. Правда и этому порадоваться не суждено, поскольку новообретенный коврик оказывается норовистым, как батькин вороной Уголек, за попытку оседлать которого Февронья получила на орехи в пятилетнем возрасте.
Отвечать на вопросы ничком распростершись на камнях, да еще и под сталью было не совсем приятно, но мужчина, видимо, угадав ее чувства, нож убирает. Хорошо бы еще он оказался мороком, зеленым огоньком на болоте, заманивающим путников. Тогда бы и объясняться не пришлось.
- Мое имя не имеет значения, Эфенди, - голос предательски дрожит, и княжна этим фактом весьма недовольна. – Упаси Аллах, чтобы меня кто-то узнал - в очередной раз напомнив себе, что иноверцам такой оборот речи гораздо привычнее, - Я впервые вас вижу, и скажу больше. Если вы сделаете вид, что меня не увидели, то тем самым преподнесете мне щедрый подарок.
Февронья, охая, заставляет себя сесть, механически потирая ушибленный локоть, и совершенно не замечая, как капюшон, упавший с головы, открыл ее лицо и обнажил светло-русые кудри, упавшие на плечи. Сейчас бы встать и гордо удалиться, воспользовавшись замешательством незваного зрителя, но попытка с треском проваливается, когда ногу простреливает жгучая боль, да такая, что на глаза невольно наворачиваются слезы.
_________________
(*старинная обрядовая свадебная песня, дошедшая до наших времен.
** Касаемо имен, у русичей вплоть до конца 19 века было абсолютно типичным брать христианское имя при крещении, но дома пользовать сохранившееся с язычества. Отсюда два имени у Айнур и два имени упомянуто у отца: Добромир и Осип)

Если до какого-то момента удача еще сопутствовала княжне дмитровской, то ныне капризное везение улетучилось, как делает это утренний туман над водой, стоит только настырным лучикам солнца проявиться сквозь облака. Но в ее жизни солнца явно не предвиделось. Не нужно быть ведуньей, чтобы понять, что упавшая с крыши девушка не была расценена, как дар Всевышнего. Очень жаль, к слову. Это бы упростило многое. Боль в ноге и откровенная глупость ситуации неимоверно раздражают. Не так ей представлялся побег. Совсем не так. Еще немного, и светловолосая была бы свободна во всех смыслах этого слова. Самонадеянной девушке просто некогда было подумать о том, как выжить в абсолютно незнакомом городе с абсолютно чуждыми нравами. Это в своих землях ее привечали и кланялись, а юная княжеская дочь старалась не осрамить род. А здесь женщина без платка и носа на улицу казать не могла, да и без сопровождения не ходила. Платки у османов назывались правда иначе и повязывались совершенно по-другому, но суть от этого не менялась. Нет, на родине мужатые жены тоже голову непокрытой никому не показывали, но молодым девкам-то самый красу напогляд выставлять и женихов приманивать... Глупые они здесь все какие-то и совсем недальновидные... И вера у них странная, но, стоит признать, в чем-то мудрая. Кратко говоря: не нравилось здесь девице совершенно, даже если не вспоминать о недалеких ужасах, приключившихся с беглянкой.
Возможно, в иной ситуации Февронья попыталась бы более доходчиво объяснить встреченному молодцу, насколько ей требуется помощь, но крики и топот ног заставляет замереть, подобно испуганной мыши, застигнутой кошкой. Грубый рывок, и беглянка уже оказывается за спиной незнакомца, удивительно, но пытающегося ее защитить. Ушибленная нога сильно болит, но княжна умеет терпеть, когда это действительно необходимо. Многие лица хорошо знакомы, и надежды на счастливое спасение слишком быстро тают. Это конец. Жизни ее конечно не лишат. Ни один купец не станет портить свой товар. Но изобретательные слуги Тахир-Аги знают иные способы наказания непокорных, о которых думать совсем не хочется.
Неждана уже всерьез подумывала под шумок вытащить кинжал из ножен какого-нибудь мужика и самой все закончить максимально быстро, но дальнейшее заставило во все глаза уставиться на всю честну компанию. Незнакомец утверждал, что он Шехзаде - здешний принц. Конечно же вранье, но Тахир и его дружинники почему-то верят в эту глупости, тем лучше для нее. Мешок с монетами падает к ногам того, кто считал себя хозяином, а девушку грубым рывком заставляют следовать за собой. Времени рассматривать невольных спутников не было, да и проклятая нога все еще мешала, хотя и прихрамывала уже княжна больше из-за упрямства. Ну нельзя же так обращаться с девушками, правда?
Едва только они отходят на безопасное расстояние, как Февронья с усилием заставляет мужчин остановиться.
- Благодарю вас, Эфенди, и благодарю Аллаха, что послал спасение в вашем лице, - робко, но благодарно улыбается беглянка. - А с Шехзаде вы прекрасно придумали. Они даже не осмелились спорить, - княжна кутается в легкий плащ, не в силах унять озноб. - Буду молить за вас Аллаха, теперь же мне пора, - еще один вежливый поклон и Февронья намерена продолжить свой путь одна. У мужчин, наверняка, есть свои дела, не вежливо отвлекать их.

Наивность или наглость? Ни того и ни другого. Обыкновенное воспитание от рождения, которое не возможно выбить даже несколькими месяцами пребывания в чужих землях и обучением в школе для рабынь. Весь мир женщины, безусловно, вертится вокруг мужчины. Этот постулат неоспорим, но вот только у русичей уважение к прекрасному полу куда как больше. Ни одна чернавка не «удостаивалась» столь унизительного приравнивания к положению вещи. Женщину – хранительницу мудрости вообще нельзя унижать и оскорблять. Женщина – дарительница жизни и продолжательница рода. Без ее зоркого глаза и умелых рук даже храбрый муж не способен жить достойно. И жена без мужа сирота, но здесь речь совершенно не о том.
- Мои родные погибли, - как-то холодно и отстраненно произносит белокурая, будто бы и не о своей беде говорит. Хорошо, что мужчине продолжения не требуется. Мудрые боги устроили так, что мужи не любопытны от природы. И то славно. Никому здесь еще Неждана не рассказывала о своей беде, даже девицам, с которыми вместе выпало обучатся, никому и не станет вовек. Не поймут, не испытав того же самого. Так что слова напрасно тратить. Жалость ей уж точно не требуется. Лишь помощи хотела и избавления от кошмара. Но у двоих мужей, видимо свой взгляд на вещи. Вот жеж проклятые бусурмане. Все у них не так, как у честных людей. Впрочем, она умеет быть покорной. Покорна не значит сломлена. Порой нужно просто плыть по течению, а мудрые боги сами укажут нужную тропку. Надо лишь вытерпеть положенные испытания.
Ночное путешествие заканчивается у неприметной двери, и, названная Айнур, даже не догадывается до последнего момента, куда ее везут. Хватает одного лишь взгляда, чтобы сообразить, что малая часть здешних теремов тянет на дворец, о котором ей судачили абсолютно все учителя в школе. Почему-то считалось, что попасть во дворец равно великой чести, но сама княжна особой радости по этому поводу не испытывала. Но если выбирать между тем престарелым пашой, который жаждал заполучить ее в свой гарем, то, может быть, все обернулось и не самым худшим образом.
Следующие несколько дней прошли в каком-то мутном оцепенении, яркие события оставались в памяти яркими всполохами, остальное же покрылось серой дымкой. Конечно же новенькая не ускользнула от бдительного внимания старших в гареме.  Тщательно осмотрев, девушку все-таки отправили в общие комнаты, выдав почти такое же скромное платье, что приходилось носить у Тахир-Аги. Но славянка была рада и этому. Новая персона невольно становится жертвой сплетен и пересудов. Женское царство похоже на большую клетку с пестрыми разноцветными птичками, которые в замкнутом пространстве не способны ни на что, кроме как на щебет и мимолетные взмахи крылышками. А может, все это и к лучшему: если сидеть тихонько и не попадаться на глаза никому важному, проведешь остаток жизни спокойно. И никакие алчные старикашки не будут смотреть на тебя, как на лошадь, выставленную на торжище.
Правда надеждам этим не суждено было оправдаться. В один из дней, новенькую призвала к себе одна из старших прислужниц, и не придать бы тому факту значения, только княжне выпала великая честь увидеть здешнюю старшую женщину Валиде. Вопросов было больше, чем ответов, но задать их было некому. Например, в школе им объясняли, что Валиде становится обыкновенно мать владетеля гарема, исключения редки, но Халиме Султан никак не была похожа на мать правителя. Говорили, что он уже не молод, значит, не может быть такого. Однако, повадки госпожи ни с чем не спутаешь. Происхождение неизменно выдает поведение и манера речи. Уж Февронья это прекрасно знает, чай сама не простая девка… Была когда-то. Мысль горькая, но сейчас не до жалости к себе. Халиме Султан утверждает, что шехзаде обязательно захочет увидеть свое приобретение (интересно, а она-то откуда знает, если тайна ее появления не вышла за пределы комнаты главного евнуха). Белокурая прекрасно знает, что спорить с теми, в чьих руках сосредоточена власть, бессмысленно, потому и не пытается. Остается лишь лелеять хрупкую надежду на то, что собеседница ошиблась в расчетах. На несколько дней в это даже удается поверить. Здесь почти все также, как в школе. Правда на занятиях среди молодых рабынь Айнур отличается хоть какими-то умениями, да и вышивать любит с детства, потому-то вместо обычных уроков рукоделия, ей практически сразу доверили работу посерьезнее. А княжна тому и рада. Можно устроиться в тихом уголке и привычно взяться за иголку. Хоть какое-то, но успокоение для измученной душой девушки.
- Айнур Хатун, иди-ка со мной, - одна из младших калф отрывает рабыню от любимого занятия. Приходится отложить сложный узор и послушно следовать за провожатой. Может кто-то из девушек успел пожаловаться на несправедливость? Но кто им виноват, если у нее такие вещи получаются куда как лучше, чем у многих. Не пристало княжеской дочери пыль из углов выметать и полы драить. Вышивать, прясть и ткать – это запросто, в том она первая.
- Внимание и повиновение,- зычный голос заставляет трудившихся девушек бросить все свои дела и послушно выстроиться в одну линию. Начавшиеся было шепотки стихают, стоит только хасеки Повелителя ступить в общие комнаты. Каждая девушка знает, что это может означать, каждая таит надежду, что именно ее заметит мать наследника. За одну лишь возможность усладить взор султанши танцами можно отдать не мало, а там уже, как Всевышний рассудит.
Славянка нелепо замирает, повинуясь жесту калфы. Не в общем ряду, немного поодаль, но при этом почтительно склоняет голову, не позволяя себе рассматривать великолепно разодетую женщину, хоть и очень любопытно.

Не всегда Неждана была рассудительной княжной. В малые годы чего только под руководством старшего братца родительская гордость и радость не вытворяла. Сейчас уже в памяти стерлось многое, но особо яркие моменты остались. Сколько лет прошло, а девица все еще чувствует себя неразумной девчонкой, которую выталкивают вперед, как затейницу очередной шалости. Появление Султанши в общих залах  - событие важное для любой рабыни. Для любой, да не любой. Неудачно стоящая славянка уже не решилась влиться в общую шеренгу. И вообще, чувствовать себя белой вороной среди темной стаи не очень-то и приятно. Боги ведают: ничего дурного не замышляла, но взгляды обращаются в сторону опречь стоящей.  Кажется, ноги изменяют хозяйке, когда светловолосая нарочито медленно и плавно приближается к Хасеки. Слишком противоречивые чувства. С одной стороны внимание Султанши даже приятно. Сильно сомнительно, чтобы каждая из здешних девушек его удостаивалась. С другого же края: теперь уже в тишине не отсидишься. Что там твердила Валиде Халиме? Что старший Шехзаде в ней уже заинтересован и остается только выждать нужный срок? В тот момент Февронья искренне надеялась, что хозяйка гарема ошибается. Гордость шептала, что негоже княжне оставаться в положении рабыни, что ее воспитание и происхождение способно помочь достигнуть высот. И сделать это можно лишь одним способом. Так чем он плох? Все равно же замуж должна была выйти. Но другая часть, уставшая от бед и волнений, твердила, что только тишина и покой способны излечить от преследующих кошмарных видений. Две стороны неизменно вступали в противоречие, но ни одна победу одержать не могла.
Несколько шагов сейчас видятся дальней дорогой, но Нежданка даже успевает заправить за ухо непослушную белокурую прядь, выбившуюся из слабо заплетенной косы. Рядом с нарядной султаншей княжна чувствует себя дворовой шавкой, и ощущение очень не нравится.
Рабыня не смеет поднять глаз на Хасеки, лишь почтительно кланяется, сложив руки на груди, как учили в школе Тахир-Аги. Вопрос заставляет внутренне похолодеть. Ясно, что ее испытывают, но не ясно какого ответа ожидают. На размышления нет ни секунды, и славянка ощущает себя бредущей по углям.
- Я лишь скромная рабыня, Госпожа моя Турхан Султан, как же можно чего-то желать. Смиренно приму любую уготованную мне участь и буду благодарить за то Аллаха, - тихо и осторожно произносит девица, так и не поднимая глаз на старшую. В комнате воцаряется звенящая тишина, которая давит на уши почище гомона и топота. В какой-то миг Февронье кажется, что ее речами не довольны, но пролитого молока уже не воротишь. Но и как можно выбирать того, чего не знаешь. Каков и себя тот самый шехзаде Осман. В ночи трудно было рассмотреть лицо, да и тот, кто ее защищал не понравился откровенно. Хорошее дело-то сделал, но свободы не дал, приволок из одного ада в другой. И как после такого можно быть благодарной? Жаль, что сам бусурманин этого не понял. Воспитаны по-разному и верят в разных богов. Это его и оправдывает.

Она никогда не боялась темноты. Какой смысл бояться того, что придет в отведенный черед. Все знают, как опасна зима, и как осторожно нужно себя вести в короткие зимние дни. Морана – злая и вредная баба уступит свои права яркому солнышку, но это будет в отведенный час, торопить события не в людских силах.
Темнота казалась слишком мягкой, лижущей босые ноги и черной кошкой жавшейся к подолу белоснежной рубахи. Сколько бы не шла Неждана вперед, уверенности в необходимости этого не убавлялось. Только вот дорога постепенно из гладкой и податливой превращалась в каменистую почву, нещадно ранившую ноги. Без лучины и нечего было надеяться обойти коварные осколки, и даже прощупывая путь перед собой, невозможно было не наступить на очередной, подобный лезвию, кусочек.
Упрямо сжав губы, княжна пробиралась все дальше, совершенно не замечая, как последний шаг приводит к пропасти.
Падать оказалось не больно, только глаза открыть почему-то нет сил. Окончательно прийти в себя заставляет перекличка воронов совсем близко и запах, неприятный, настырно лезущий, заставляющий кровь леденеть. Большие птицы не желают суетиться, даже когда девушка пытается отогнать их от трапезы. Светлые волосы лежащего лицом вниз мужчины и сломанный у самой рукояти меч, сиротливо приютившийся рядом, сомнений не вызывают. Ноги становятся тряскими, хочется кричать, но ни единого крика не может вырваться. Оцепенение, ужас, негодование. Теперь уже можно рассмотреть поляну полностью. Вон там, в самом уголке, у ракитового куста, лоскуток от любимого бирюзового сарафана матери, легкий, удобный для женской руки охотничий нож валяется неподалеку, тела братьев, истерзанные, зализанные пламенем… Среди зеленой, яркой травы, это видится совершенно не реальным, но убедить себя не представляется возможным.
- У каждого своя судьба, - светловолосая женщина появляется из ниоткуда, или Февронья просто не заметила приближения незнакомки. Никаких опознавательных знаков рода на простом сарафане не наблюдалось. – Ты видела достаточно, чтобы понять, что у тебя есть причины жить, не позволяй роду прерваться.
Вот рядом с незнакомкой оказывается серьезный отец, таким княжна его видела на судилищах. Мать покрывает голову платком, пряча волосы от взглядов посторонних,  и тихонько бранит младших братиков, затеявших шумную забаву под ногами взрослых. Вот Любава нежно баюкает хнычущего Мирослава. Девушка тянет к ним руки, желая родительской ласки, но Добромир только мягко улыбается и отрицательно качает головой. Суровые черты лица становятся мягче, и поляну застилает туман. Тщетно Неждана ищет хоть кого-нибудь в белесой дымке, тщетно называет каждое дорогое имя.

Идут часы за часом - час, за годом - год считая
Неумолимый время глаз о том напоминает
Душа чиста, как лист бела, где стёрты жизнью буквы
Вся суть сгорела в ней дотла, остались лишь скорлупки.

Идут часы за годом - год, за веком - век сверяя
На перепутье трёх дорог я жизнь свою читаю
Пытаюсь я восстановить все те слова что были
Обрывки в них соединить, создать мечту из пыли.

Из рук листок календаря холодный вырвет ветер
Куда теперь отправлюсь я, кто сможет мне ответить
А дождь косой бьёт по щекам и ветер завывает
Назад отрезан путь, а там, что там - никто не знает.

***
На новой земле еще ни разу на славянку не снисходило спокойствие. Были тяжкие дни и ночи, после которых жить не хотелось. Были и попытки эту самую жизнь поскорее закончить. Помнится, тогда приближенные Тахир-Аги сетовали на то, что перспективный товар оказался безнадежно и глуп и самостоятельно подпортил себе шкурку. Вопреки всем усилиям лекарей, белесые шрамы на руках так и остались напоминанием о постигших неудачах. Саму девушку полученные изъяны совершенно не волновали. После увиденного и сохраненного в памяти какие-то рубцы на коже уже не напугают.
Ей прочили светлое будущее, но даже получивший щедрую оплату купец удивился бы, узнав, сколь быстро его вложение оказалось рядом с Турхан Султан. Впрочем, сама княжна была этому совсем не рада. Ослушаться приказания непозволительно, но и роль прислужницы для дочери князя угнетала. Запрятанные глубоко переживания выливались в ночные кошмары, после которых холод не желал уходить, а разум не погружался в сон, заполоненный думами.
Светловолосая с огромным удовольствием вернулась бы к вышиванию, но испытывать терпение Султанши просьбами просто не решалась. Турхан и без того не была в восторге от произошедшего, так стоило ли привлекать к себе лишнее внимание? Нужно довериться воле богов, они направят на нужный путь. А пока лишь терпение и хорошо знакомые сны, не приносящие успокоения.
Эти несколько дней были тихими. Другие прислужницы Хасеки дружбы с новенькой не заводили, зато с огромным удовольствием перешептывались между собой. А мнительной славянке неизменно казалось, что в этих тайных беседах она занимала не последнее место. Вечер обещал быть тихим, когда новоявленная прислужница Турхан аккуратно качала засыпающую в затейливой колыбельке малышку. Пожалуй, присмотр за ребенком оказался одним из немногих дел, которые давались Неждане легко. Уж второй ребенок родителей, да единственная дочь, все о малышне знала и многое умела. Младший братик-то еще и на ножки не встал, а самый старший был всего на полтора годка старше самой Февроньи. Семья была большая и крепкая, но мать и Любава без помощи юной княжны не справлялись бы. Да и маленькая Диляра Султан признавала славянку, что удивительно. А доверили новенькой драгоценное чадо после того, как капризничавшая сутки напролет малышка успокоилась на руках княжеской дочери, взявшей ее без спросу у умаявшейся уже няньки. Даже грозная Турхан Султан не бранила за своеволие, но отныне не отпускала Неждану ни на шаг от маленькой девочки. А рабыня и тем оказалась довольна. Хоть какое-то привычное дело и возможность посвящать все свое время маленькому человеку. Молодая жизнь любым богам по нраву.
Когда-то и Мирослав был таким крошкой... На глаза непроизвольно наворачиваются слезы, но белокурая прикладывает все свои силы, чтобы удержать чувства под контролем. Никто не должен видеть ее такой. Не здесь. Тишина обрывается как-то уж слишком резко. Насколько известно славянке, Хасеки сегодня ночью вернуться в покои не должна, ну а там кто его знает. Остальные рабыни вежливо кланяются и опускают глаза перед вошедшим молодым человеком, и княжна впервые имеет возможность рассмотреть одного из своих спасителей, пусть и тайком. Несколько шагов расстояния между ними, но Февронья понимает, что все еще не может окончательно успокоиться.
- Лишь Аллах знает, какими путями нас вести, - сдавленно и тихо произносит рабыня, ниже опуская белокурую голову, от чего слабо заплетенная коса падает на плечо.
- У меня были лишь браться, но уверенна, что Диляра Султан - одна из прекраснейших девочек. Если на то будет воля Всевышнего, у нее будет счастливая судьба.
Она так и не решается поднять взгляд на Шехзаде, глаза опущены в подол все того же простого платья, ни единого украшения в волосах. Но убранство княжну не волнует. Ее уже давно мало что волнует в этой странной жизни.
- Меня назвали Айнур, господин, - немного помедлив произносит девица. Губы готовы были произнести совсем иное имя, но княжны в этой комнате нет, есть лишь рабыня, по желанию Хасеки прислуживающая в ее покоях. - И я не успела поблагодарить вас за чудесное спасение и извиниться за недостойное поведение. В тот момент я была не в себе, и уж тем более не знала, кто передо мной.
Извинятся крайне сложно, тем более, что не все сказанное правдиво, но ситуация того требует

Не стоит сомневаться, что завтра другие девки, прислуживающие Султанше, всласть поточат острые язычки на обрывках беседы новенькой с Шехзаде. Тут и не нужно много опыта и ума, чтобы понять, насколько каждая из служанок мечтала обратить на себя внимание сына Падишаха. А если еще и учесть, что Осман первый претендент на престол... Нет, Неждана иллюзий не питала. Получила это место и то дело. Прислуживать мало приятно, но все лучше, чем драить полы и зависеть от Аги, жаждущего сорвать хоть на ком-нибудь дурное настроение. А, если она верно поняла, то так и вообще можно выкупить свободу, нужно лишь скапливать монетка к монетке свое небольшое жалование. Без украшений и красивых нарядов прожить вполне возможно, найти бы только терпения и кротости.
- Верю, - кивает светловолосая, все еще не смея поднять глаз. Хорошо хоть, что в школе в первые же дни объясняли, как следует вести себя со знатью. Нравится - не нравится, а уроки усвоены настолько, что все выходит само собой, даже думать не нужно. - Но еще верю, что наша судьба - не прямая широкая дорожка, есть узкие тропки, которые мы можем выбирать, правда и за выбор отвечать придется только нам самим.
Никто не думал, что решение батьки станет началом конца всего славного рода дмитровских князей. Возможно, отдай бы Добромир дочь москвичу, ничего плохого бы и не случилось. Но теперь-то что гадать, нужно принимать последствия выбора. Не своего выбора. Терзающий кошмар все еще стоит горьким комом в горле, но княжна не может позволить себе жалоб. Она не слаба, она покорна, а покорность не равна сломленности. Еще настанет ее день с ярким солнышком и поющими пташками, нужно лишь верить...
Взгляд Шехзаде чувствуется столь явно, что на щеки сам собой ложиться румянец. Остается порадоваться, что в позе почтения волосы удачно прикрывают алеющие щеки.
- Верить не сложно. Сложнее принять происходящее с должным покорством, - возможно, она позволила себе недопустимую вольность, но почему-то казалось, что именно в этот момент стоило быть откровенной. Ровно до того, чтобы собеседник понял, что приставленная к маленькой султанше девушка не станет строить глазки и заигрывать с господином. У того поди и в Манисе гарем полон красавиц. Зачем ему еще одна, тем более, что Турхан Султан уже поучаствовала в ее судьбе достаточно.
- Эти слова мне неоднократно повторял Тахир-Ага, слишком часто, чтобы это не превратилось в сказку, которой успокаивают юных взволнованных девушек, ничего не знающих о мире, в котором они оказались. Только я прекрасно знаю, что не каждой дается подобный шанс. Да и не всегда это милость. Высокое положение подразумевает и большую ответственность. Чем выше оказываешься, тем больнее падать.
Лишь на краткий мир княжна позволяет себе маленькую вольность: встретиться взглядом с Шехзаде, но быстро опускает взгляд на подол своего простого платья.
- Каждый день я благодарю Аллаха и прошу у него долгих лет жизни для Турхан Султан. Мне оказали великую милость, и о большем не мечтаю.
Ложь? Если только самая малость. Самое главное желание не дано было осуществить: воссоединиться с семьей невозможно. Не сейчас.

Княжеская дочь прекрасно знает, что такое долг и честь. Что для кого-то иного лишь красивые слова, для Нежданы всегда было обязанностью. Любой человек прежде всего думает не о себе, но о своей семье. И все его поступки всегда направлены на благо рода. Одиночек никогда не любили и доверия к ним не питали. Но что делать, если привычная тебе картина мира осыпается, подобно лепесткам яблонь в окончание поры цветения? Вот стояло себе нарядное деревце, глаз радовало, а потом враз скинуло яркую одежу. Только вот деревце подчиняется законам природы, и на смену цветам придут плоды, а что делать человеку? Как жить, если опоры под ногами не стало? Раньше за плечами были родичи, а теперь одна-одинешенька. Для чего и для кого жить? Как можно мечтать о счастье, если знаешь, что оно в прошлом? Нет, пора жалости к себе прошла, но вот ощущение бесцельности бытия давило тяжким гнетом. Чужие земли никогда родными не станут, а возвращение маловероятно. Осознавать это больно, но зато честно.
Повинуясь жесту Шехзаде, остальные девушки покидают покои госпожи, а светловолосая на миг чувствует растерянность. Может, и ей стоило выйти? Но беседа еще не окончена. Значит завтра болтушкам будет о чем вволю посудачить. А оно и все равно. Слишком долго Февронья не имела счастья просто беседовать с кем-то, кто не старался ткнуть рабыню носом в ее низкое положение. О нормах приличия, конечно, забывать не следовало, чай не с конюхом беседы ведешь. Хотя, тут и конюх будет выше по рангу какой-то гаремной девки. Княжна не сдерживает усмешки, но слишком быстро овладевает собой.
- Все верно, я еще путаюсь иногда, простите. Письмо дается гораздо легче, чем речь, но усердные занятия все исправят.
Немного осмелев, девица позволяет себе поднять голову, хотя руки все еще сложены так, как учили калфы в школе.
- Я слишком хорошо знаю, что есть высокое положение, господин. Мой отец был князем, - слова вырываются помимо воли. Грубейшая ошибка, Шехзаде может разгневаться, но сказанного не воротишь. Считается, что о прежней жизни в этих стенах не говорят, а она же сболтнула лишнего. Остается только надеяться, что собеседник не обратит внимания на подобные откровения.
- Если тот терем, - последнее слово славянка произносит на родном языке, не сумев подобрать нужное на турецком, - меньше и в нем меньше шума, то он точно понравится.
В Топ-Капы стены давили на привычную к свободе Февронью. Это тебе не дом, где можно было и в лес по ягоды сходить и у воды посидеть. Тут и в сад-то не выпустят, как бы не просил.
Маленькая султанша мирно спала в своей колыбельке, и Нежданка поспешила убрать маленькие ручки, выпроставшиеся наружу, под мягкое тоненькое одеяльце.
- Она такая красивая, -  совсем тихо произносит светловолосая, продолжая любоваться малышкой, - когда-то я думала, что и у меня будет много детей. Но Аллах смилостивился, подарив мне в новой жизни общение с маленькой султаншей
Слишком спокойный вечер, слишком простое общение, абсолютно непохожее на все, что было до этого момента. Слишком много недозволенных речей, только почему тогда стало легче? будто бы камень с души свалился тяжкий, что до того и вздохнуть нормально мешал. Но всему приходит конец, и светловолосая даже думать не хотела, что подобное больше не повториться. Если Турхан Султан распорядится, то она поедет в Манису, но что ее ждет там? Новые любопытные взгляды и болтливые рты? Уж точно Шехзаде не будет к ней на беседы бегать. Одна случайная еще не значит, что господину интересно в ее обществе. Он вообще пришел навестить сестру, а рабыня просто на глаза попалась, поскольку рядом стояла.